Куров двинулся к калитке, а остальные обошли баню и принялись искать проход в соседний двор. Две незакрепленные доски обнаружил Дмитрий, он развел их в стороны и первым пролез в образовавшееся отверстие, за ним протиснулся Щеглов, а потом и остальные. Они оказались в узком проходе между забором и баней Конкина.
– Здесь остается Фокин, остальные за мной, – скомандовал капитан, – быстро к дому – и по окнам: смотрите, что здешний хозяин делать будет.
Уже стемнело, и они безбоязненно перебежали двор и рассредоточились под окнами. Конкин жил холостяком, и ему, как видно, даже в голову не приходило задергивать шторы. В большинстве окон было темно, но в том, к которому встал Ордынцев, колебался слабый отсвет свечи. Куров загрохотал в калитку, и Дмитрий увидел, как в освещенную комнату вбежал могучий чернобородый человек в красной рубахе. Он метнулся к окну, и Ордынцев присел ниже уровня подоконника. Потом его тень исчезла, а Дмитрий осторожно поднялся и заглянул в комнату. Конкин стоял на коленях рядом с голландской печью.
«Гашиш в печке, или тайник рядом с ней», – сообразил Ордынцев.
Согнувшись, он пробежал под окнами, встал рядом со Щегловым и рассказал об увиденном.
Капитан кивнул и начал нарочито громко командовать:
– Заходим в дом, если хозяин не откроет, двери и окна вышибаем!
Полицейские поспешили к крыльцу и забарабанили в дверь. Щеглова, как видно, слышали не только подчиненные, потому что дверь сразу распахнулась, и на крыльцо выскочил хозяин дома.
– Не нужно ничего ломать, я просто не слышал вас, спал, – заявил он. – Что вам нужно среди ночи? Один раз все уже смотрели.
– Вы обвиняетесь в убийстве своего соседа Гедоева, – шагнув ему навстречу, ответил Щеглов. – Мы проведем в вашем доме обыск, а потом отвезем вас в участок.
– Я не убивал Алана. Зачем мне это? – сразу понизил тон Конкин.
– Вы не поделили с ним гашиш и прибыль от продажи зелья, – объяснил капитан и добавил: – У нас есть показания двух человек о том, как вы ссорились с Гедоевым из-за денег и травы. Советую вам выдать товар добровольно, ну и то, что на нем заработали, а также оружие.
– Нет у меня ничего, – огрызнулся чернобородый великан. – Алана я не убивал, гашиш в глаза не видел, да и денег у меня особых нет – застой в делах.
– Ищите ребята, – велел Щеглов, – идите в ту комнату, где свеча недавно горела, там в печке посмотрите, да рядом с ней.
Его слова подстегнули Конкина. Тот кинулся вглубь дома и попытался забаррикадировать дверь, он не успел, из коридора дверь отжали квартальные, они же скрутили хозяина дома. Через пару минут Куров извлек спрятанные в печи холщовые мешки с завернутыми в тонкую бумагу брусочками гашиша.
– Ну, вот и все, Конкин, можно ехать в каталажку, – заметил капитан и скомандовал: – Ребята, едем в участок, улики забираем, а этого не развязывать.
В участке они заперли арестанта в маленькой комнате с решетчатыми окнами и обитой железом дверью, а Курова оставили караулить преступника. Прощаясь с Дмитрием, частный пристав предложил:
– Зайдемте к нам – вы весь день на ногах, ни крошки во рту, а жена нас накормит.
– Благодарю, Петр Петрович, но я уж лучше спать поеду.
Щеглов с пониманием кивнул и направился к дверям своей квартиры, а Дмитрий поехал домой. День измотал его, но и подарил удачу: остался всего лишь шаг до успешного завершения дела. В своей спальне он, скинул сапоги и сюртук, упал на кровать и мгновенно заснул.
Ордынцеву показалось, что он только что заснул, когда над его ухом прозвучал голос Афони:
– Долго спите, ваша светлость! Мне в Одессу уезжать пора, а вы еще не вставали.
Приходя в себя, Дмитрий сел на постели, и, вспомнив вчерашнее, понял, что Афоня уже встретился с Печерским.
– Неужто?! – спросил он.
– Так точно, – щелкнул каблуками Паньков и протянул Дмитрию увесистый, со всех сторон опечатанный, конверт. Поверх он выложил черные деревянные четки. – Извольте посмотреть.
Ордынцев скользнул пальцами по гладким бокам четок и осмотрел конверт. На сургуче виднелся оттиск необычной печати: две переплетенные змеи завивались вокруг высокого кубка.
– Вот гадость какая, – оценил он, – не дай бог, не найдем такую у Печерского – заказывать придется.
– Не нужно ничего заказывать: отпарим письмо над самоваром, и аккуратно отделим печати острым ножом, а потом подклеим их на место, – предложил Афоня.
– Тому, кто предложил, и карты в руки, – согласился Ордынцев и протянул конверт своему помощнику. – Я умоюсь, а вы пока расскажите мне о встрече с Печерским.
– Я приехал к нему чуть засветло, изображал, будто приготовился его сиятельство везти. Печерскому мое тупоумие, как видно, понравилось, он велел привязать лошадей, а потом отвел меня в мезонин, где сам проживает. Обстановка у него совсем убогая, так что наш граф в деньгах точно не купается. Правда, когда дошло до дела, он мне аванс аж в пятьдесят рублей серебром выделил и обещал в два раза больше, если я привезу ответ на его письмо. Он объяснил, что четки – опознавательный знак, по ним меня его адресат признает. Так что я еду в Одессу на Итальянскую улицу искать хозяина гостиницы по фамилии Сефиридис. Ну что, вскрываем конверт?
– Конечно! Крикните, пожалуйста, чтобы сюда самовар принесли.
Пока Дмитрий одевался, Афоня колдовал у самовара. Наконец он издал радостный возглас и, подцепив ножом последнюю печать, развернул конверт над кроватью. На шелковое покрывало выпала стопка сложенных вдвое и перевязанных шнурком листов и маленькая записка в несколько строчек. Паньков поднял записку и прочитал ее.
– Наш шпион учел свои ошибки, гляньте сами, – сказал он и протянул листочек Дмитрию.
В двух строках без обращения и с подписью «Босфор», излагалась просьба посылать оплату в драгоценных камнях, а их, в свою очередь, прятать в корешках книг. Печерский просил, чтобы камни пересылали в любом французском романе, а для массовости в посылку добавляли еще несколько русских книг.
– Все понятно – он рассчитывает на то, что вы по-французски не читаете и даже случайно не позаритесь на его гонорар.
– Он прав, я французского не знаю, – беззаботно согласился Афоня и протянул Ордынцеву перевязанную стопку. – Похоже на доклад военного министра. Вон – так прямо и написано.
Действительно, текст начинался с обращения к государю. Дмитрий развязал тесемки, пролистал объемистый доклад и хлопнул Афоню по плечу.
– Поздравляю вас, да и себя тоже. Задача решена: мы взяли шпиона с поличным. Теперь дело за сильными мира сего. Торжества в Москве закончены, надеюсь, что Бенкендорф и Чернышев уже вернулись в столицу. Я забираю у вас это послание и еду к шефу жандармов, а вы, если хотите, можете отправиться к Щеглову, он как раз должен фиксировать показания всех свидетелей и допрашивать арестованного Конкина.
Афоня выбрал поездку на Охту. Дмитрий остался один. Ему предстоял нелегкий разговор с Бенкендорфом, но это не пугало, а почему-то даже радовало. Он вновь становился самим собой – цельным, сильным и волевым.
«Ну что ж, Александр Христофорович, версию Чернышева мы слышали. Что, интересно, теперь скажете вы?» – мысленно обратился он к шефу жандармов, садясь в экипаж. Ответ не заставил себя ждать…
Александр Христофорович Бенкендорф с брезгливым отвращением спотыкался о косые строчки в отчете Печерского. О пребывании военного министра в Москве этот информатор сообщал форменную ерунду. Бенкендорф теперь прекрасно знал, кто бывает на музыкальных вечерах у супруги военного министра, что едят на его ужинах, и сколько он проигрывает в карты, но даже не подозревал о реальных планах Чернышева. Агент не стоил тех денег, что получал, по всему выходило, что тот оказался безнадежно, неисправимо глупым.
«Пора от него избавляться! – понял Александр Христофорович. Он смял никчемную бумажку и бросил ее в печку, впервые разожженную сегодня после лета.
Его размышления прервал лакей, сообщивший, о приезде князя Ордынцева с письмом от адмирала Грейга.
– Господи, а Грейгу-то что от меня надо? – изумился шеф жандармов.
Он велел пригласить посетителя, и в кабинете появился высокий моряк. Тот щелкнул каблуками и поклонился.
– Чем обязан? – осведомился Бенкендорф. Тон его не сулил визитеру ничего хорошего, намекая, что военным следует ездить к своему министру, а не к шефу жандармов, и тем более не на его квартиру. Но офицер твердо выдержал недовольный взгляд Александра Христофоровича и сообщил:
– Ваше высокопревосходительство, я послан адмиралом Грейгом с очень важным и совершенно секретным поручением.
Он сделал паузу, как видно, ожидая ответа Бенкендорфа, но генерал молчал, и пришлось моряку излагать всю историю от начала операции в Одессе до вчерашнего убийства шантажиста-связника и полученного сегодня утром нового донесения.
